У него не было ответа на, казалось бы, простой и естественный вопрос: «Где вы познакомились?»
Первый раз ее он увидел в электричке, когда возвращался с работы. Обратил внимание, выделив из пассажиров вагона.
Эту закономерность своей жизни он осознал давно: если даже при самой мимолетной и ничем не примечательной встрече он обращал на кого-то внимание, то потом, через день, неделю, месяц, год с этим человеком обязательно завязывались отношения. Словно судьба таким образом «отмечала» человека для будущего.
И в этот раз тоже понял: с этой девушкой все еще впереди.
А чуть позже еще больше утвердился в этом.
Он по привычке шел быстро, обгоняя всех по дорожке от станции. Поравнявшись с девушкой, что-то словно подтолкнуло его к ней: то ли кочка на тротуаре, то ли порыв ветра. Пару секунд лишь несколько миллиметров отделяло их: приятный аромат духов, почти синхронный ритм шагов, тепло тела, удары сердца.
Вряд ли она запомнила этот случай. Вряд ли обратила внимание.
Но он с этих самых пор постоянно замечал ее. Они ездили в одной и той же электричке на работу и с работы, часто в одном и том же вагоне. Глаза практически сразу находили ее. Кожа покрывалась мурашками, когда она входила в вагон позади него. Тихий голос ее всегда отчетливо выделялся в бессвязном бормотании пассажиров.
Не то, чтобы он не решался подойти и познакомиться. Просто все как-то не складывалось. То одно, то другое…
Так прошло четыре года.
Менялась работа, интересы, приоритеты, девушки.
Последнее время для ожидания утренних электричек он выбрал центр перрона. Она же все время проходила мимо него к первому вагону.
Однажды, как-то вдруг, почувствовал: она заинтересовалась им.
Сначала поймал ее взгляд, на несколько мгновений дольше, чем обычный взгляд прохожего. В другой раз – улыбку. Потом сияющее лицо от того, что она его увидела. Каждый раз улыбки были выразительнее, взгляды эмоциональнее.
В какой-то момент понял: дальше тянуть нельзя.
Вечером купил темно-красную розу. Огромную, красивую, ароматную – всю ночь благоухала, тревожила душу и нервы.
Утром подарил. Взял ладошку и осторожно вложил цветок:
– Это Вам.
– Боже ты мой!
Понимая, что все остальное сейчас будет лишним и несуразно банальным, сразу развернулся и ушел.
Потом, позже, они обменялись телефонами.
Все это время он, как мальчишка, нервничал и переживал.
«Что-то ты разволновался, как пятилетний. Первый раз знакомишься что ли? Девушка, как девушка. Обычная. Ну да. Обычная. Все обычные потом становятся любимыми, единственными и самыми дорогими. Граница между чужой-родной настолько тонка и эфемерна, что заметить и почувствовать ее невозможно. Может быть это волнение и есть признак перехода границы? Ведь ты уже сейчас, даже не будучи толком знаком с ней, испытываешь не простое влечение. Хотя. Ты никогда не испытывал «животного» влечения к девушкам и женщинам. Это тебя и губит всегда. Быть проще нужно. Проще.
А ты готов каждую девушку, которая оказала тебе чуточку больше внимания, облагодетельствовать своими чувствами, своей нежностью, трогательностью. Разве это хорошо? Разве это правильно?
Не знаю. А куда девать то, что накопилось?»
Он был первым ребенком.
Под жестоким прессингом врачей, не желавших брать на себя ответственность за беременность и роды, он все-таки появился на свет – слабым и больным. Болезни преследовали с самого рождения. Поэтому его поставили на учет всех возможных на то время врачей.
Тяжелое состояние ребенка обострило и усилило родительские инстинкты: он был максимально окружен нежностью и заботой, любовью и теплом. До третьего класса школы болезни не выпускали его из своих цепких когтей. Постоянная борьба за жизнь и опека делали свое дело – организм креп, здоровье улучшалось, нежность и теплота накапливались.
«Почему многие принимают мое отношение к этому, как озабоченность?
Может быть, я и правда озабочен?
Но ведь это не повседневная природная потребность: сунуть-вынуть-кончить. Это не запущенная сексуальная неудовлетворенность. Это желание отдать нереализованные эмоции и чувства. Хочется поделиться накопившейся нежностью. Той силой ласки, теплоты, заботы, которая накапливалась, концентрировалась годами, которая долгое время не находила выхода, которая постепенно превратилась в обжигающую фосфоресцирующую эссенцию.
Не вышедшая, вся эта энергия начинает действовать деструктивно. Система жизнеобеспечения трещит и гнется под неудержимым натиском неизрасходованных эмоций, чувств, желаний, не истраченной нежности…
Мозг перестает воспринимать реальность.
Разум отключается, рассудок перемещается в сумеречную зону. Даже инстинкты, придавленные тысячетонным грузом, перестают адекватно откликаться.
Глаза фиксируют каждый изгиб, каждую интересную особенность девичьих фигур и лиц, вылавливая ускользающие встречные взгляды или любуясь ритмическими колебаниями впереди идущих. Душа автоматически примеривается, прилаживается к ауре «отмеченных» вниманием, протуберанцы нежности, оторвавшись, обволакивают их. Рука непроизвольно тянется к каждой девушке, которая оказывается рядом.
И не потому, что ты, как может показаться, обделен женским обществом или, может быть, кинестетик, фроттерист, или на последней стадии сексуального помешательства. А потому, что ты, как метастабильная жидкость, готов взорваться нежностью от каждой молекулы, влетевшей в твою душу».
Первое свидание завершилось сексом.
Жадным. Неистощимым. Бешенным. Ненасытным. Изголодавшимся.
Она отдавалась взахлеб. Стремясь утолить жажду и напиться вперед на будущее.
Кричала, вжималась, царапалась, впивалась, всасывалась, подставлялась.
И только под утро, когда за окном потускнели огни фонарей, уставшая и удовлетворенная, крепко обняв, она заснула у него на груди.
Тело его гудело. Низко, как орган, вибрировало каждой клеточкой.
Он ощущал удары ее сердца. Дыхание.
Чувствовал, как уставшие мышцы ее вздрагивают и расслабляются.
Он осторожно гладил ее волосы, обнаженное тело.
И не мог уснуть.
Такого состояния у него не было очень давно.
Этот человечек
эта девушка
эта Женщина
Катя
милая родная Катюшечка
– благодарно и с готовностью приняла все тепло, всю нежность, которой с ней поделились.
Он ощущал себя композитором, завершившим величественную симфонию, уставшим путником, переступившим порог родного дома, исследователем, который совершил великое открытие…
Легкость наполняла. Хотелось петь. Хотелось вскочить и танцевать. Хотелось парить над облаками. Хотелось разлететься по миру «тысячью маленьких медвежат».
Хотелось.
Хотелось!!
Накопившаяся за столько времени нежность, наконец-то не просто нашла выход, но и, выплеснутая, словно на раскаленный обжигающий песок, была поглощена сразу и без остатка.
Трудно сказать, везло ли ему с женщинами.
Он особо не пользовался успехом, хотя никогда не был обделен вниманием. Женщины не вились вокруг, но определенное его очарование некоторых притягивало. Это не были огромные сверкающие бриллианты коллектива, компании, группы, круга друзей и знакомых. Но – небольшие бриллиантики, ограненные рукой мастера, без которых окружающий мир кажется ущербным и не полным, изюминками, без которых сдоба оказывается постной и не вкусной, капельками росы, без которых утренняя радуга не поднимается над ручьем.
Трудно сказать, везло ли ему…
Начав понимать его, начав осваиваться в его мире, они увлекались.
Принимая эту увлеченность за более серьезные чувства, чем было на самом деле, он раскрывался…
Душой, сердцем.
Мыслями.
Эмоциями.
…
Влюблялся.
Без оглядки, целиком и полностью отдаваясь своим чувствам. Целиком и полностью отдавая себя тем, в кого влюблялся. По-детски радуясь первым упоенным взлетам начинающихся отношений, со всей серьезностью относясь к зарождающейся стабильности и невероятно тяжело переживая расставания и потерю. Долго и болезненно восстанавливаясь, выздоравливая, возвращаясь к жизни. Каждая любовь, как после инфаркта, рубцом оставалась в сердце.
Трудно сказать, везло ли…
Каждый раз, рассчитывая на что-то большее, он снова и снова оставался один.
Опыт накапливался.
Мудрость делала более мужественным.
А вот накапливающаяся нежность не находила выхода. Адекватного, равнозначного или асимптоматически приближенного к необходимому уровню. Как в математической задачке про трубы и бассейн: когда вливается много, выливается мало – бассейн переполняется и вода затапливает все вокруг.
«Почему, всю жизнь ожидая принца, девушки выбирают либо уродов, а потом плачутся: «Ах, он такой козел», либо отвергают достаточно приличного и достойного, предпочитая оставаться в одиночестве, мучаясь: «Ах, мне так одиноко»?
Может быть, девушки не выдерживают моих чувств и эмоций? Может быть, мне встречаются девушки, которые не могут перенести такого напряжения? Может быть, им нужна не нежность, не теплота и забота, а что-то другое?
Видимо, что-то я делаю не так. Что-то, наверное, во мне изначально не правильно».
Каждый раз все больше убеждался: «Зачем отдавать все, что имеешь, тем, кому это не нужно, кто не может понять, принять, оценить по достоинству? Нужно как можно меньше раскрываться».
Замкнутость и немногословие,
порционно нарезанные чувства,
маска холодной неприступности,
глубоко запрятанная клокочущая нежность –
стали атрибутами его жизни.
Опыт позволил выработать ряд техник и приемов, позволяющих быстро и практически безболезненно расставаться на любой стадии отношений. Переживания, нервы, обиды, боль, горечь, тяжесть, депрессия, теплые воспоминания, остаточная нежность – все это срезалось на корню, закапывалось глубоко в землю, поливалось кислотой, щелочью, другими опасными веществами. И увенчивалось огромным гранитным камнем, чтобы, не дай бог, хоть что-то могло вырваться наружу.
Все. Парадокс. Замкнутый круг.
Скрывая, пряча, удерживая в себе эмоции и чувства, он перестал остро переживать. Отношения стали проще, расставания легче.
Выход же внутренней энергии сократился. Давление неизрасходованной теплоты и нежности увеличилось в десятки раз, все более напрягая. От чего он становился еще более замкнутым и отчужденным.
Они встречались каждый день. В электричке. С работы, на работу.
Через день-два она приходила к нему и оставалась до утра.
Они смотрели фильмы, иногда пили вино или коньяк. Что-то обсуждали, рассказывали о себе. Или просто сидели молча, соприкасаясь плечами или коленками, глядя на незатейливые движения аквариумных рыбок.
Его поражало, с какой искренней готовностью она воспринимала его. Настроение, чувства, эмоции. Проникалась и интересовалась его делами, даже самыми незначительными. Ее магическая способность повторять движения его души, стремлений, желаний, завораживала и пробуждала в нем еще большую нежность, которую он тут же отдавал ей.
Очень часто они подолгу и упоённо занимались любовью с долгими романтическими прелюдиями и не менее долгими релаксациями. А порой неподвижно лежали, обнявшись, в тишине и темноте, утонув в ощущении друг друга.
Попробуйте лечь рядом с любимым человеком. Когда он спит. Со спины. Прижмитесь, оставив лишь миллиметр до касания. Мысленно, повторяя каждый изгиб, каждую впадинку, накройте, укутайте, запеленайте собой любимое тело. Словно ладони и подушечки пальцев в одну секунду касаются каждой-каждой клеточки, находясь во всех точках одновременно. Мысли скользят, покрывая губами пальчики ног, колени, бедра… вдыхая аромат волос, касаясь выдохом ресниц.
Все пространство вокруг заполняется чувствами, эмоциями, любовью, направленной теплой энергией: сберечь, оградить, защитить. Напряжение становится настолько осязаемым, что каждая искорка, каждая молекула воздуха, каждая секунда между мыслью и телом втягивает нас друг в друга, растворяет, растапливает, смешивает.
Тело немеет.
В пальцах мгновенно вскипает кровь.
Дыхание …
…
останавливается.
Сердце…
Сердце бешено колотится, выдавливая сквозь мембраны клеток
неодолимую нестерпимую скручивающую
жажду
стать
ТОБОЙ.
Слезы,
слезы,
слезы
обжигают лицо, не подвластные разуму и воле,
от бессилия, от безысходности, от невозможности
стать тобой.
Рассудок сос
кальзывает в пропасть.
губы в отчаянии касаются прохладного плеча.
Не сумев стать тобой,
душа
покрывается снежинками.
Нежность.
Неподдающееся описанию состояние.
Она парадоксальна и неуловима.
Заполняет всю нашу сущность до предела. Но она так тонка по своей структуре, что ощутить ее можно лишь рядом с любимым человеком.
У нее был сын. Димочка. Пять лет. Не по возрасту умный, красивый, жизнерадостный. Задавал много вопросов, которые иногда ставили в тупик. Детская непосредственность его часто заставала взрослых врасплох, еще чаще – вызывала улыбку и добродушный смех окружающих. Громко рассказывал о своих маленьких делах, о том, что происходит дома, что и как делает Катя, где был и что видел.
Он регулярно спрашивал: «Ты любишь Катю?», «Хочешь ее поцеловать? Ну, поцелуй же», «А вы поженитесь?», «А мама твоя невеста?»
Маленькие пальчики всегда доверчиво оказывались в его ладони.
Они очень сдружились.
И это еще больше привязало его к Кате.
Холодность, отчужденность, в которую он себя облачил, вызывали опасения развивающимся событиям. Все усугублялось еще и тем, что он долгое время жил один. Отвык от «родственных» отношений и ощущения себя, как части семьи. Состояние, больше чем партнер, друг и любовник – муж, отец – для него были новыми и незнакомыми. Из-за этого не всегда быстро и адекватно реагировал на «семейные» предложения со стороны Кати. Это его дурацкое состояние очень напрягало: переживал и нервничал, ругал себя, искал возможные правильные решения, варианты ответов и реакций для будущих похожих ситуаций.
Сначала было трудно и поучалось все наперекосяк. Потом.
Потом…
Огромный, высокий ледяной дворец, воздвигнутый в сердце, начал таять. Глубоко им зарытые чувства стали проталкиваться сквозь отравленную кислотой и щелочью землю, готовые вот-вот выскочить в солнечный свет.
Он знал, будет коллапсически больно, если все исчезнет, остановится, прекратится. Но искреннее желание Кати быть с ним, тяга, стремление к нему, жажда его — обезоруживали.
Обезоруживали.
Настолько, что
вдруг застали врасплох.
«У меня к тебе дружеские чувства. Останемся друзьями?!»
Без объяснения причин.
Да, по статистике: чаще всего женщины уходят, когда находят другого. Но вот так сразу. В один миг. Почему?
ПОЧЕМУ!?
Игра в чувства?
Игра?
Так серьезно и правдоподобно?
Это какой великой актрисой надо быть, чтобы столько времени имитировать искренность, стремление, желание? Или это нужно быть настолько бездушной, наполняя пустой сосуд необходимыми для каждого случая чувствами?
Неизвестность – самое смертоносное оружие.
Два месяца он пытался вывести Катюшечку на откровенность, понять «почему?» и «что не так?» – безрезультатно.
Зацикленные мысли, замкнутые сами на себя чувства. Беспросветный туман и темнота. Тупик и отсутствие ответов.
Да, он знал, спрашивать женщину «почему» — бессмысленно. Но моментального исчезновения чувств, эмоций, направленного к нему внимания, нежности, тепла – он не понимал. В его мире, в его жизни ТАК не бывает. Несмотря на эфирную природу, чувства обладают инерцией. Даже от любви до ненависти нужен хотя бы один шаг.
Четыре месяца он пытался вернуть и наладить отношения – безрезультатно.
Расплавленное аморфное состояние распластанного на раскаленном берегу моллюска под огнем испепеляющего солнца. Каждый вечер его скручивало от невыносимой боли в сердце. Он подкашивался на колени от пустоты и черноты, вдавливал в грудь кулаки, чтобы заглушить стон и слезы, впивался зубами в губы, пальцы, ладони, руки, чтобы никто-никто не услышал крик страшной судорожной боли.
Господи, за что ты меня так
за что ты убиваешь меня
за что
почему
отпусти
освободи
не хочу я больше
всего этого
не хочу
не могу
не умею
боже
кто-нибудь
помогите мне
вытащите из меня эту боль
мамулечка
не могу
дай мне сил
я устал
не хочу больше так…………………..
Мучительный период болезни.
Тяжелая и тягостная, но привычная и кропотливая, работа над выздоровлением.
Последним барьером, намеченным для расставления точек, был день рождения Димочки. Не поздравить ребенка с праздником он просто не мог. Да, он скучал. И с нежностью всегда вспоминал.
Утром уехал за подарком.
Возвращаясь, задремал в электричке. Мысли, как всегда, закрутились вокруг Катюшечки. Воспоминания. Ощущения, образы, звуки, аромат. Иногда он не сдерживал прошлое, по-мазохистски позволяя себе помучить себя. Воспоминания становились тогда реальными: ощущал под ладонями ее тело, на коже ее дыхание, аромат духов, щекотание волос, вкус губ, упругость груди, тесные колени, горячее «я соскучилась» …
Сквозь дрему он увидел ее. По диагонали на другом конце вагона.
Сон?!
Нет.
Белый пуховик. В хвост собранные волосы. Родное маленькое ушко. Духи.
Она…
Волшебство? Материализация? Магия?
Рядом три торта – тоже к завтрашнему празднику.
Так не бывает. Не бывает?
Электричка неслась сквозь плотный снег. Они сидели в разных концах полупустого вагона, словно поссорившиеся из-за выбранного подарка и обиженные друг на друга родители.
Она вышла, как всегда, через переднюю дверь. Он поехал дальше.
А завтра он пошел поздравлять с днем рождения.
Были еще гости – родственники.
Катя счастливая и веселая, сияла и суетилась, накрывая стол.
Подарок Димочке очень понравился. Чуть позже, после чая, с тем самым, тортом, они сидели на ковре, пытаясь собрать что-то из конструктора.
Из кухни донесся приглушенный голос Кати, говорившей по телефону:
– … спасибо любимый. Целую. Пока.
Сердце на полустуке остановилось.
Потемнело в глазах.
Пальцы сковала слабость.
Организм неожиданно «забыл» как дышать… И только через секунду он с силой протолкнул в себя воздух.
Зрение восстановилось.
Увидев тревожные устремленные на него глаза ребенка, попытался улыбнуться… получилось криво…
Собрался уходить.
Обращенные к нему какие-то слова присутствующих. Сквозь вату.
Улыбки сквозь туман.
Он что-то пытался ответить, говорил и улыбался.
Взрослый взгляд Дмитрия… Неуклюжий поцелуй благодарности в щеку…
Колени дрожали, ноги подкашивались. Слабыми пальцами долго мучился со шнурками. Равновесие едва удавалось сохранить.
Воздух.
Срочно нужно на воздух!
На лестничной площадке он оглянулся. Катюшечка стояла в тапочках, обтягивающих джинсах, легкой блузке. Раскрасневшаяся, счастливая, улыбающаяся. Сквозь зыбкую рябь в глазах она была еще красивее и желаннее.
– У тебя замечательный сын…
… жаль, не я его отец….
… когда представляю, какая бы у нас могла быть дочь – голова идет кругом…
Дверь закрылась.
Как в испорченном телевизоре, все двоилось и мельтешило перед глазами. Он не стал дожидаться лифта… бесконечные ступени… скользкие перила…
… скамейка у подъезда… ледяная…
… невероятно сказочный мультяшный снег…
Морозный воздух, снежинки залетают в широко раскрытый рот – ненадышаться…
Парочка прошла в обнимку.
Отпустило…
Он шел, пытался идти, медленно переступая ногами, домой.
Снежинки налеплялись на не застегнутый пуховик, волосы.
Улицы и дороги почти пустые – завтра рабочий день.
Фонари, словно пушистые меховые светящиеся шары.
Деревья – обсыпаны пенопластом
«Милая, родная, любимая, Катюшечка….
Мне так и не удалось вылечиться от тебя.
Каждую ночь засыпаю, обнимая тебя…
Каждое утро просыпаюсь со словами «доброе утро, Катюшечка»…
Каждый раз умираю и возрождаюсь, потому что неизмеримое желание услышать, увидеть, коснуться… и нестерпимая боль… вокруг пустота, холод… безысходность…
Столько лет одиночества…
Чужие люди…
Чужие женщины…
И вот ты…»
Он шел и улыбался.
Старался задержать в глазах кипяток слез.
Через раз получалось.
«Ты возродила меня к жизни. Вернула мне вкус и аромат, яркость, свет и цвет…