А вокруг чистый горный воздух, синева тяжелого зноя над головой, деревья, которые растут по склонам гор, вцепившись корнями в трещины скал, арчовый лес карабкается по скалам, цепляясь корнями за валуны. Густой кустарник из дикорастущей фисташки, облепихи, миндаля, боярышника и шиповника, покрывающий склоны, служит прекрасным фоном, оттеняющим розоватые экзотические скалы. Они застыли в беспорядочном нагромождении розовых глыб. Тишина, кое-где нарушаемая журчанием ручьев, истоки которых высоко в горах у снежников. Вода долго путешествовала под землей и на земле и, наконец, освободившись, вырывалась на поверхность маленькими водопадами, бурлящими источниками, журчащими ручьями. Крутые скалы отбрасывали благодатную тень, в которой чудились таинственные пещеры Али-Бабы…
В 1969 году я летела на научную конференцию в Душанбе над горами Памира. После пустынной жары Каракумов странно было видеть под крылом самолёта белоснежные шапки снеговых вершин, застывшие, скованные ледниками скалы, пропасти, обрывы, бесконечно длинные ущелья. Снежно-белый, слепящий на солнце причудливый пейзаж поразил величием форм: застывшие в вечном сне, засыпанные снегом пики вершин, острые недоступные снеговые хребты гигантских горных массивов. Царство Снежной Королевы или снежного Дэва. Здесь никогда не ступала нога человека. Безжизненность, дикость, природное естество нашей планеты. Не верилось, что сто пятьдесят миллионов лет тому назад на месте высочайших вершин плескалось огромное усыхающее море, отделившееся от мирового океана, что здесь бродили динозавры.
Но панорама гор Памира тогда не тронула меня, так как я очень беспокоилась за свой доклад и, как оказалось, зря. Предполетная суета, ожидание конференции, выступление с докладом вызвали сильную головную боль. Не помню, как мы добрались до кафе, где собирались обедать. С открытой веранды были видны отроги Варзобского ущелья. Обслуживающий нас официант на просьбу о воде запить таблетку подал лечебно-столовый напиток «Алмасы». И вдруг название «Алмасы», густая синь высокогорного неба, жара майского солнца, скалы ущелья, едва ощутимый ветерок, принесший запах полыни, великолепие сверкающих гор Памира возродили детские воспоминания. Я попросила налить в сложенные ладони воду Алмасы и так пила живую воду Памира. Головная боль мгновенно исчезла. Вода всегда ценилась в Таджикистане. Реки и озера, имеющие снежно-ледниковое питание – это богатство республики, но только сейчас поняла более высокое назначение воды. Вода – ценнейшее богатство нашей Земли, без неё не было бы жизни!
Лучше всего запомнился лагерь Рохаты. Долго добирались до него по дороге среди высокогорных степей. Безмолвие, трава, уже выжженная солнцем, яркое чистое небо высилось над простором широкой однообразной равнины. Поражала жалкая покорность перекати-поля, обреченно несомые ветром в неизвестную, застилавшуюся пыльной дымкой даль. Земля тонула в мареве движущихся воздушных потоков. Порывы ветра приносили запах полыни. Безводные ущелья, красноватая окраска отложений которых свидетельствует о крайне засушливых периодах. Постепенно скалы приобрели печальный голубовато-серый цвет и резко выделялись на светло-жёлтой сухой траве. Склоны, от которых шли в степь длинные хвосты осыпей, крутые скалы, отбрасывающие благодатную на взгляд тень, сменились низкими, угрюмыми, обсыпанными обломками камней горами. Тусклое, лиловое от жары полуденное небо, пыль и дрожащее степное марево. Не верилось уже, что где-то есть вода, но всюду виднелись широкие, засыпанные галькой и песком сухие русла, – свидетели временных водных потоков. Сухие русла врезывались в ущелья среди совершенно голых гор.
Но вот вдали показались верхушки зеленых тополей, мы поняли, что наш путь заканчивается там. Въехали в сухое русло, окунулись в запах полыни и цветов. По-таджикски «Рохат» — отдых. И действительно, необыкновенное чувство успокоения, отрешенности от всех дел, надоевших экзаменов охватило меня, когда мы прибыли в лагерь. Словно обрадовавшись нам, подул ветерок. Многие виды широколиственных пород деревьев – вязы, клены, чинары (из рода платановых), каркасы (каменное дерево), карагачи (южное дерево, вид вяза), а также грецкий орех, яблони, тутовники – образовали прохладный оазис среди тяжелого зноя, пыльного и безжизненного мира, по которому мы ехали на машинах. С радостью мы бросились к небольшой речушке, весело журчащей по камням. Вода освежила нас, и мы пошли к большим военным палаткам в два ряда на двадцать пять–тридцать кроватей, между которыми была утоптанная площадка.
В лагере нам не очень досаждали различными кружками, делами. Мы часто ходили в походы, из которых приносили то высушенную шкурку змеи, то красивые камни, то черепашку, то иглы дикобраза. Вожатая нам рассказывала о растениях, о животных. Нам предоставили свободу в маленьких личных экскурсиях в мир природы. Начальник лагеря только предупредил, чтобы далеко не уходили, так как легко заблудиться. Мы ощутили внутреннюю раскованность, делали, что хотели. Это видно и было нам нужно, чтобы отдохнуть.
Впоследствии узнала, что красивые горные ландшафты в сочетании с необычайным разнообразием растительности производят чарующее впечатление, а горные лагеря, санатории справедливо считаются лучшим местом для лечения и отдыха.
Я просыпалась очень рано, задолго до призыва горна, и уходила на невысокую горушку, как я её называла, которая начиналась за речушкой. За этой горой было много других, но это была моя горушка. Я поднималась по склону, и передо мной открывался чудесный простор: отдохнувшее за ночь светило, еще скрытое ближайшей горой, бросало лучи, подобные опаловым лепесткам невиданных цветов; голубой свод неба необъятен, воздух свежий, насыщен ароматами цветов, шалфея, тимьяна; вдали залитое восходящим солнцем золотое поле (вода речушки дала жизнь земле), в небольшой рощице за речушкой молодые деревья трепетали свежими листочками, неподвижно стояла высокая сочная трава. Капли росы искрились на листьях, блестели мириадами росинок, игравших в косых лучах солнца, на пушистых шапочках сладко пахнущих белых цветов, на лиловых соцветиях иван-чая. Бесчисленное количество пчёл и других насекомых, согревшихся под утренним солнцем, деловито сновали над высокой травой. Воздух наполнен их неумолчным жужжанием. Кузнечики, прыгая с цветка на цветок, по травинкам, нагибали серебристые метелки ковыля. Потревоженная сойка резко трещала о чем-то в рощице. Вдали размеренно куковала кукушка. Поднявшийся легкий ветер принес уже иной медовый запах цветов. Я садилась на мягкую траву, еще не пожелтевшую от жаркого солнца, и передо мной — голубой простор. Глядела на причудливые облака, они медленно двигались, росли, менялись в оттенках, разрывались на мелкие облачка, разбегались по небу, таяли. А вот в вышине медленно плывут белые плотные облака, похожие на лебедей. Душа полна сказок, всюду видишь прекрасное! Как прекрасен этот мир! Как прекрасны небо и земля!
Солнце поднялось выше, золото приобрело пурпурный оттенок. От земли поднимается теплый пар, он струился волнами, а на линии горизонта все предметы трепетали. Травы, освободившиеся от росы, шуршали, шептались, звенели от радости начинающегося дня, пёрышки ковыля клонились и струились по ветру, подобно шёлковому ковру. Как жаль, что в начале июля уже отцвели и отплодоносили все злаки, что скоро облетят и седые перья ковыля. Солнечная просторная страна… Жаль, что чувство радости редко приходит к людям. Особенно радостно переживать природу, потому что в своей радости в это время человек наедине с собой, он улавливает в себе какие-то новые ощущения, делает маленькие открытия, душа его очищается от наносного, становится богаче.
Слушала ветер. Он иногда порывами свистел протяжно, будто звал за собой, иногда припадал к земле слабым током, нагреваясь от солнца; порывы ветра поднимались к небу и там играли с облачками. Ветер раскачивает длинные стебли растений, с желтыми очень нежными лепестками цветов. Они кланяются белым крестообразным цветкам, одиноко поднимавшимся на высоких ножках. Как жаль, что мало знаю названия цветов, растений, окружающих меня: недалеко от воды розовые и белые мытники, красные и жёлтые тюльпаны, звездчатка, ирисы, выше цветут камнеломки, качим, горечавка, темьян (чабрец), тёмно-лиловый шалфей, на зелёном фоне голубые незабудки, жёлтые лютики, полянки покрывались то красными маками, то белыми, узорчатыми платками из ромашек, то шапочками горного клевера. Лужайки пестрели зелёным, ярким, волнистым, красочным ковром.
Живописны альпийские луга, особенно с эремурусами, которые красивее всех других цветов. Как свечки, эремурусы усеяли весь склон моей горушки и все склоны вокруг. Высокие стебли со всех сторон усеяны нежными цветками на ножке от стебля. Цветки розовые с коричневыми тычинками, очень приятно пахнут. Аромат их неповторим: аромат гор, зноя, горячего ветра, легкого запаха полыни. Медоносы, они просто усеяны жучками, пчелами, шмелями, полевыми мухами, опьянённые одурманенные запахом, они спят в цветках. Цветы семейства лилейных, эремурусы такие нежные, растут на горных склонах, любят солнце и простор, мы называли их «лисьи хвосты». Эти цветы мы приносили в лагерь, и они стояли на всех тумбочках у кроватей. Цветы очень декоративные, но нестойкие. Цветки быстро опадали и на их месте появлялись зеленые маленькие шарики с вишню, мы кидались ими, наверное, поэтому второе название этого цветка «ширяш».
Здесь же, на склоне, росли цветы с сильным дурманящим запахом, в первый момент приятным, а затем кажущимся отвратительным. Когда я поставила букет у кровати, у меня сильно заболела голова. Пришлось цветы выбросить, хотя они были красивыми. К сожалению, никто не знал, как они назывались.
Еще выше склон горушки был довольно крут и порос низкой травой и колючками. Колючки росли из сухих пучков бурого цвета, видимо, это многолетнее растение. Красота молодых сизо-зелено-голубых стеблей, которые заканчивались сине-зелеными овальными цветочными головками, была неприметной. Я сама назвала их синеголовками, и, как потом узнала, синеголовник – это научное название синих колючек. Все меня удивляло в этом растении: синие, как полоски неба, стебельки, цветки тоже синие, пушистые, мягкие. Цветки очень ароматные. Удивляло, что колючки цветут, что стебли синие, а не зеленые, что цветы не колючие, а мягкие, как шарики, к тому же пахнут медом. Синие колючки мне нравились, и я добавляла их синие шарики к своим небольшим букетикам, которые приносила в лагерь. Надо мной смеялись: «Нашла цветы!» Но я никого не слушала. Рассматривая их, сделала для себя открытие: каждое растение, каждая травинка какими бы они ни были – красивыми или нет, ароматными или неприятно пахнущими, мягкими или колючими – в свое время цветет, плодоносит, умирает. Это великий закон природы. Все они прекрасны, нужно только увидеть их красоту. Также и с людьми.
Экскурсия, в которую отправился наш отряд, заставила по-новому взглянуть на наш край. Одно дело знать о высочайших горных вершинах, о том, что большую часть земли в Таджикистане занимают горы, что здесь совершают медленное течение величайшие ледники, а другое – увидеть своими глазами морены, остатки ложа ледника, полюбоваться на отдаленные горы, покрытые вечными снегами, узнать о растениях в горах. Сначала мы шли по степи, где господствовали дерновники, осока, типчак, темьян, ковыли. Легкие высохшие мячики перекати-поля несутся за нами, обгоняя растянувшуюся группу.
Постепенно степное разнотравье высоких гор переходит в предгорье, поросшее мелким кустарником дикой боярки, шиповника, ирги, мушмулы, дикого винограда. Кое-где обросшие травой валуны в бурых пятнах мхов и лишайников. Еще выше очень крутой травянистый склон с отдельными арчами, деревцами миндаля, урюка, акаций и диких яблонь. Встречаются спиреи. И всюду камни, камни, валуны…
А еще выше дикорастущая фисташка вцепилась корнями в трещины скал, заросли лоха узколистного, отдельные ореховые деревья среди арчовников. Лес карабкался по склонам, цеплялся корнями за валуны. По мало приметной тропинке среди веток кустарников, проросших между корнями, по кустам шиповника, облепихи, барбариса, пробившихся сквозь неустойчивые камни, поднимаемся вверх по крутой осыпи на небольшой перевал. Склоны поросли низкой травой, шалфеем, полынью, кустиками синеголовника, всюду перья ковыля.
Спускаемся быстро, потому что внизу, сквозь ветви арчи, видна маленькая речушка в зарослях облепихи, ежевики, тамарисков, камыша, мяты. В лощине трава в метр высотой. Мы уселись на берегу речки, с мелодичным журчанием бежавшей вниз. Густой кустарник, покрывающий склоны, служил прекрасным фоном камням, валунам вновь открывшегося ущелья. Напившись, отдохнув, мы стали подниматься вверх по ущелью. Мне сразу показалось оно угрюмым, мрачным. Потревоженная нами полынь пронзительно пахнет, среди диких кустов эфедры снуют полевые мыши. Темно-зеленые лапы арчи, словно предупреждая о чем-то грозном, цеплялись за нас, колючий шиповник хватал нас, мы продирались сквозь трудно проходимые заросли из тамарисков, серебристого лоха (кустарник), облепихи.
Каменистое ущелье состоит из перемешанных с песком валунов и гальки различных пород, захваченных ледником при своем движении. Ущелье поражает пестротой красок: днище, заросшее густой сочной травой, ярко-зеленое, щедро украшено россыпью ярких цветов, а крутые склоны покрыты то белыми, то розоватыми, то желтыми, то красноватыми потеками. Эти породы хорошо обнажены и почти не закрыты растительностью. Мы попали в царство гранита и увидели непередаваемую красоту камней: беспорядочное нагромождение огромных глыб, гранитных валунов, крутых гранитных скал. Низкие, угрюмые скалы покалечены сорвавшимися сверху гранитными обломками. Дикий мертвый край. Нависшие глыбы, скалы зубчатой обрывистой стеной среди нагромождения гранитных обломков, скалистые склоны, не знавшие жизни гор. Огромные, угловатые глыбы в несколько тонн, уступы, выпирающие из породы, разломы, трещины и провалы случайных форм, поразительный хаос камня, обрывы, россыпи громадных каменных масс придавали зловещий и фантастический вид ландшафту. Какие же грозные силы формировали здесь первозданный облик земной поверхности? На отвесных скалах грандиозных круч – зубчатый гребень следующей горы. Глаз уже не воспринимает пики, зубцы, утесы, причудливые башни. Дикий хаос камня. Суровый мир, суровые дикие горы.
Ущелье расширилось, но по-прежнему массивные глыбы, огромные камни, острые рёбра гранитных вершин, остроугольные гранитные глыбы, бесконечное нагромождение скал, дикие пустынные горы. И здесь зубья острых скал на хребте порождают фантастических драконов, застывших у входа в расселину, стоящих в мелкой каменистой россыпи. Мрачное место. Грозная красота ущелья!
Бурные реки, бушующие тысячи лет назад в этих непроходимых местах, обкатали огромные круглые валуны, оставшиеся по наследству от древних ледников. И теперь горная страна из гранитов, это ущелье, загроможденное порогами, вскрывали перед нами первобытное естество. Сухие русла временных водотоков рассказывали о силе, бушующей здесь миллионы лет тому назад. Древние горные кряжи гранитного пояса, гребнистые стены бесконечных лабиринтов ущелий подчеркивали первобытное одиночество, затерянность, дикость.
Путь наш пересекла крутая каменистая осыпь, отходящая налево от ущелья, по которому мы поднимались, открывая новое ущелье, но и там тот же угрюмый пейзаж. И так гора за горой, хребет за хребтом, увиденные нами в перспективе нового ущелья. Просматривались те же нагромождения скал, те же острые хребты гигантских горных массивов, уходящих ряд за рядом иззубренными скалистыми, с почти отвесными склонами. Суровая красота камней подобна гимну.
Здесь было очень прохладно, так как ветер дул из открывшегося ущелья и отдыхать мы устроились на плоском валуне среди черных беспорядочно нагроможденных скал, на нем поместился весь наш отряд, человек тридцать пять. Каждый сидел не плотно друг к другу, а группами. Жаль, что не было фотографа, чтобы запечатлеть грандиозность размеров гранитных валунов и глыб. Какая же чудовищная сила ворочала их, вспахивала борозды, укладывала камни пластами, выпирала из недр планеты изломанными породами; сколько миллионов лет прошло с тех пор, чтобы они явились то каменным изваянием птицы, то слоном, то куполом башни, то шапкой, то шаром, поддерживая веру в мечту, в сказку.
В этих местах, нам сказали, водятся снежный барс, рысь, на высоком склоне ущелья стояли архары, и не поймешь, то ли они живые, то ли они каменные изваяния. В глубокую нору юркнул дикобраз, оставив на память несколько иголок. Мальчики поймали громадную черепаху, ее панцирь был таким же твердым и шероховатым, как валун, вспугнули уларов – горных индеек семейства фазановых.
После обеда мы поднялись на перевал. Отсюда увидели всю панораму горного массива: огромные неприступные скалы беспорядочно нагромождены, над грядами устремившихся в небо зубцами, над пиками неведомых хребтов клубятся облака. Пустынные громады безжизненных гор увенчивались далекими, очень далекими белыми шапками вечных снегов, никем не увиденные близко пропасти заполнены льдом и снегами. Горы-исполины, страшные необитаемые места. Невиданные, почти невероятные горы, по сравнению с которыми наблюдаемое нами каменное ущелье – меленькая пылинка. Снеговые вершины за далекими перевалами тонули в облаках и туманах, они казались бесконечно высокими, словно из забытого сновидения, словно из сказок о Снежной Королеве. Непередаваемая красота!
Налюбовавшись открывшейся панорамой, увидели, что крутые склоны ущелья скрывали полого спускавшееся подножие горы. Долина открылась вдруг. Хаотичное нагромождение скал продолжалось далее и уходило влево, а подножие, засыпанное мелким галечником, переходило в степь. Мы долго стояли на перевале, прощаясь с гранитным царством ущелья. Дикая суровость его потрясла меня и других. Где найти слова, чтобы передать величие увиденного, описать ту грозную силу, которая это все сотворила? Здесь время течет медленно: веками ветер обдувал хребты, пока они приобрели форму зубца, пики, уступа, столба, гриба, шара; веками сглаживался валун, веками вода обкатывала его, чтобы он стал галькой; веками ручейки и реки углубляли дно долины, прорезая в ней глухие ущелья, через века выпадал камень, сорвавшись с высоты, горы становились гладкими, округлыми, галька — песком.
Здесь чувствуешь себя песчинкой, затерянной даже не в веках, а в миллионах лет. И в то же время здесь так хорошо, как всегда бывает хорошо человеку в горах.
Спускаясь с перевала в степь, мы оглядывались и оглядывались, прощаясь, потому что каменное прошлое земли оставило неизгладимое впечатление, потрясло своей грандиозностью.
Однажды, придя на горушку, выше по склону я увидела сидящего мальчика. Я узнала его, он был из среднего отряда мальчиков, их палатка была второй от нас, на возвышении. А кровать его была, как и у меня, с краю. Но я не знала ни фамилии, ни имени.